Брайтон Бич и "Новый американец"
Oct. 6th, 2011 02:01 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
cotyaOriginally posted by ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
liberov at Брайтон Бич и "Новый американец"
По мотивам съемок фильма "Написано Сергеем Довлатовым" Четвёртая часть – I want to be a part of it…
… я привык делать вид, что ничего особенного не происходит. Обычно это получается само по себе. Но когда пластиковая граница окна обрамляет томящийся в рассвете Манхэттен, приходится прикладывать усилия.
Естественное выражение лица в Нью-Йорке удавалось местами. Иногда примешивалась внезапная неловкость. Чисто физические действия те же, что и у остальных: допустим, лечь на колючий газон Брайант Парка, скинуть обувь и деловито обсудить с оператором… даже не важно, что именно. Тут же поменять ракурс и заметить, что точёная барышня с необъяснимо большим бутербродом или старик в рваных носках, но со свежей газетой – куда органичнее игнорируют рёв города и изящные тиски небоскрёбов. Так что болтаться мне, без связи с пространством, если бы не нью-йоркские товарищи – Яша и Дина.
Мы познакомились в Литве. Дождь, грохоча, заливал сдержанный Вильнюс. Нас высадили на перекрёстке. До гостиницы оставалось метров двести в темноте. Пытались бежать, но недолго. Перед крушением Дины отступил даже одурелый дождь. Мы сгруппировались вокруг тела. Окровавленные колени настраивали на неизбежное. “Как ты?! – тревожились выкрики, - Как руки, ноги?!” Дина охватила взглядом собравшихся и сформулировала, грассируя: “Ладно, ноги. Главное – рожа!”. Оспорить это утверждение никто не решился.
“…Согреемся у Каплана”
Пытаясь сдержать происходящее, оказываюсь на углу Пятьдесят Второй и Бродвея. За баррикадами ослепляющих вывесок едва угадывается “Russian Samovar”. Стою как студент перед кабинетом ректора. Верчу в руках коробку с фильмом. И коробка, и фильм кажутся значительно менее привлекательными, чем всегда. Роман Каплан, владелец и создатель памятника советско-российской эмиграции здоровается мимо меня. Смотрит ещё более мимо. “Фильм, - говорю, - сочинил об Иосифе Александровиче. Бродском. Вам хочу вручить” “Выпьем?” – выстрелил Роман моментальным предложением, видимо, среагировав на слово “бродский”. Уселись за хозяйский стол. Возник графин с клюквенной настойкой. “Бизнеса нет”, - заявляет Роман. “И у меня, - почти отвечаю я, но вовремя исправляюсь, - как так?!”. “Вот, закрою, - будут знать!” - угрожает Каплан. “Не имеете права, - возражаю, - это не ресторан какой-нибудь, а памятник культуры”. Во время моей реплики Романа кто-то увлёк покурить. Я прибился к “любимому углу Бродского” и стал внимательно изучать стены, надписи и фотографии. “В принципе, - подумал я, ознакомившись с посетителями “Самовара”, - видеть меня не обязательно”.
Перечитывая Довлатова.
Утром мы были в Форест Хиллс. Шофёр не нашёл сдачи. Я заскочил в магазин. Со стеллажей родными лицами поглядывали музыкальные диски: ласково щурился Шуфутинский, высокомерно оценивали “Би-2”, куда-то манила Валерия. Стыдливо отвернувшись, я попросил продавца разменять сотню. Порывы воздуха из кондиционера трепали афишу с портретом Владимира Винокура. “Была любовь, была, только всё прошло, - рыдали динамики, - к тебе, чужая сегодня я…” “Батарейки нужны?” – неожиданно предложил продавец. Я зачем-то купил и подумал, что мир везде одинаковый, а человек просто меняет одни печали на другие. Или где-то прочитал?
…Елена показывала нам такой знакомый район. “Реальный прототип у Муси Татарович был. Она жила здесь. Так что если бы попугай и улетел – то из окон справа. В этом доме поселился отец Сергея Донат со второй женой Люсей. Когда приехал из Союза Сергей, мы жили здесь. Чуть позже переехали в квартиру побольше, где я продолжаю жить до сих пор. Вывеска “Моня энд Миша” сначала была вполовину короче – просто “Моня”. Напротив Мониного магазина в начале восьмидесятых открыли ресторан “Грузины с Ерусалима”. Вероятно, они действительно были оттуда. Мы с Сергеем там всегда оказывались в одиночестве. Ресторан прогорел через два месяца. Грузины, вероятно, вернулись...”
Поразительно – едва знакомый человек рассказывает свою жизнь, о которой ты уже знаешь.
Дорога на кладбище занимает не больше десяти минут. Остановились у цветочного. Я вышел вслед за Еленой. “Вам не обязательно”, – объяснила она. “Знаю”, - пробурчал я и выбрал веник из эвкалипта. Чёрному надгробному камню было тесно. Кадр – как ни повернись – охватывал соседние могилы. “Не подумали тогда рядом места купить – Нору (мать) пришлось в другом месте хоронить. Просили у администрации кладбища разрешение повыше памятник Серёже сделать. Про Серёжину смерть и по радио говорили, и сюжет по телевидению был, - не разрешили. Вот ещё маленький участок поблизости, надо будет поговорить”. Я слушал. Каждую минуту над кладбищем пролетали самолёты из La Guardia и JFK. Они отвлекали к жизни. Мы сняли финальный кадр. Оборудование выключилось от перегрева.
Нелирическое отступление во времени – Брайтон Бич
Аудитория Сергея Довлатова в Нью-Йорке образца восьмидесятых годов – эмигранты из Советского Союза. Наивысшая их концентрация и наибольшее скопление наблюдается в районе Брайтон Бич. Кто-то находит эту часть города умилительной. Я тоже склонился было над пластмассовым корытом с пирожками и как будто произнёс: “Дайте два”. Дама в синей пилотке времён гастрономов сверкнула серебряной фиксой: “Вам в кулёчек положить?” Я отшатнулся, припомнив натянутую через всю кухню верёвку с сушившимися на ней зашитыми полиэтиленовыми субстанциями. Бабушка называла их “кулёчками”.
Видимо “советский” – понятие надличностное, упрятанное в ДНК. “ДАЙ БОГ, ЧТОБЫ НЕТ…, - дружески обратился в мою сторону рекламный плакат, - НО ЕСЛИ ВДРУГ…” С красивой фотографии проницательным взглядом вперилось в прохожих лицо адвоката. Крупным шрифтом был обозначен список выигранных дел: “Поздняя диагностика рака мочевого пузыря – 1.370.000 долларов”. Хотелось уточнить – кому.
Брайтон Бич – это то, что мы уже видели. То, что надоело нам когда-то и осколки чего раздражают нас до сих пор. Брайтон Бич печален даже в качестве кратковременного умиления. Лично мне хотелось бежать.
Лана Форд или жизнь после “Нового американца”
Когда-то Лана Форд была Любовью Фёдоровой, просто Лялей, и заведовала редакцией самой известной в США русскоязычной газеты. Главным редактором издания “Новый американец” был Сергей Довлатов. Иногда он дарил Ляле книжки с ироничными надписями: “Похудевшей Ляле от протрезвевшего Сергея”, например.
Лана бурно восприняла новость о том, что мы остановились в районе Двадцать Седьмой улицы: “Это совсем рядом с нами! - шумела она, - здесь поблизости такой красивый парк!” “Лана, - позвонил я за положенные полчаса до встречи, - диктуйте, куда ехать. Мы с аппаратурой, ловим такси на Второй авеню”. “Сто восемьдесят седьмая улица!” – дружелюбно выкрикнула Лана. “Так, восемьдесят седьмая, а дом?”, - поправляю я. “Cто восемьдесят седьмая улица,- настаивает голос, - угол с Overlook Terrace!” Такси ловили минут сорок. Это как в час пик от Войковской до Академика Скрябина.
Проехав полмира, мы, наконец, встретились. Лана вспоминала так долго и подробно, что растрогала саму себя до слёз. Пока она успокаивалась, растрогался я. Процесс повторился трижды. Безнадёжно вечерело. Яша с Диной ждали в районе девяностых улиц. Лана не справлялась со стоком нахлынувших воспоминаний. Мы вынырнули внезапно. Я попросил разрешения использовать фотографии её авторства. Ответ растворился. Он не сформулирован до сих пор. И всё-таки из нашей встречи я вынес многое. Буквально на руках. Целый номер “Нового американца” за 1981 год! Chief Editor – Sergei Dovlatov, между прочим…
…близился час, когда официанты с отсутствующим видом упорядочивают стулья и пересчитывают чаевые. Яшу с Диной это не остановило. В пустынном кафе вокруг одного столика затеплилась жизнь. Лиза, прилетевшая из Лос-Анджелеса, терзала десертное меню в поисках чего-нибудь шоколадного. Дина пыталась обернуть в шутку отключение лифта и самостоятельный подъём на двадцать седьмой этаж. Яша рассудительно подыскивал Довлатову место в русском Нью-Йорке. Я принял у официанта бутылку вина. Рядом лежал номер “Американца”. “Кто я и откуда? Почему остановился здесь и куда иду? Как расстояния в этом мире неощутимы с точки зрения мысли!“ – совершенно невозмутимо подумал я. “А не посидеть ли нам потом на Ист-Ривер?” - органично предложили Яша с Диной…
liberov at Брайтон Бич и "Новый американец"По мотивам съемок фильма "Написано Сергеем Довлатовым" Четвёртая часть – I want to be a part of it…… я привык делать вид, что ничего особенного не происходит. Обычно это получается само по себе. Но когда пластиковая граница окна обрамляет томящийся в рассвете Манхэттен, приходится прикладывать усилия.
Естественное выражение лица в Нью-Йорке удавалось местами. Иногда примешивалась внезапная неловкость. Чисто физические действия те же, что и у остальных: допустим, лечь на колючий газон Брайант Парка, скинуть обувь и деловито обсудить с оператором… даже не важно, что именно. Тут же поменять ракурс и заметить, что точёная барышня с необъяснимо большим бутербродом или старик в рваных носках, но со свежей газетой – куда органичнее игнорируют рёв города и изящные тиски небоскрёбов. Так что болтаться мне, без связи с пространством, если бы не нью-йоркские товарищи – Яша и Дина.
Мы познакомились в Литве. Дождь, грохоча, заливал сдержанный Вильнюс. Нас высадили на перекрёстке. До гостиницы оставалось метров двести в темноте. Пытались бежать, но недолго. Перед крушением Дины отступил даже одурелый дождь. Мы сгруппировались вокруг тела. Окровавленные колени настраивали на неизбежное. “Как ты?! – тревожились выкрики, - Как руки, ноги?!” Дина охватила взглядом собравшихся и сформулировала, грассируя: “Ладно, ноги. Главное – рожа!”. Оспорить это утверждение никто не решился.
“…Согреемся у Каплана”
Пытаясь сдержать происходящее, оказываюсь на углу Пятьдесят Второй и Бродвея. За баррикадами ослепляющих вывесок едва угадывается “Russian Samovar”. Стою как студент перед кабинетом ректора. Верчу в руках коробку с фильмом. И коробка, и фильм кажутся значительно менее привлекательными, чем всегда. Роман Каплан, владелец и создатель памятника советско-российской эмиграции здоровается мимо меня. Смотрит ещё более мимо. “Фильм, - говорю, - сочинил об Иосифе Александровиче. Бродском. Вам хочу вручить” “Выпьем?” – выстрелил Роман моментальным предложением, видимо, среагировав на слово “бродский”. Уселись за хозяйский стол. Возник графин с клюквенной настойкой. “Бизнеса нет”, - заявляет Роман. “И у меня, - почти отвечаю я, но вовремя исправляюсь, - как так?!”. “Вот, закрою, - будут знать!” - угрожает Каплан. “Не имеете права, - возражаю, - это не ресторан какой-нибудь, а памятник культуры”. Во время моей реплики Романа кто-то увлёк покурить. Я прибился к “любимому углу Бродского” и стал внимательно изучать стены, надписи и фотографии. “В принципе, - подумал я, ознакомившись с посетителями “Самовара”, - видеть меня не обязательно”.
Перечитывая Довлатова.
Утром мы были в Форест Хиллс. Шофёр не нашёл сдачи. Я заскочил в магазин. Со стеллажей родными лицами поглядывали музыкальные диски: ласково щурился Шуфутинский, высокомерно оценивали “Би-2”, куда-то манила Валерия. Стыдливо отвернувшись, я попросил продавца разменять сотню. Порывы воздуха из кондиционера трепали афишу с портретом Владимира Винокура. “Была любовь, была, только всё прошло, - рыдали динамики, - к тебе, чужая сегодня я…” “Батарейки нужны?” – неожиданно предложил продавец. Я зачем-то купил и подумал, что мир везде одинаковый, а человек просто меняет одни печали на другие. Или где-то прочитал?
…Елена показывала нам такой знакомый район. “Реальный прототип у Муси Татарович был. Она жила здесь. Так что если бы попугай и улетел – то из окон справа. В этом доме поселился отец Сергея Донат со второй женой Люсей. Когда приехал из Союза Сергей, мы жили здесь. Чуть позже переехали в квартиру побольше, где я продолжаю жить до сих пор. Вывеска “Моня энд Миша” сначала была вполовину короче – просто “Моня”. Напротив Мониного магазина в начале восьмидесятых открыли ресторан “Грузины с Ерусалима”. Вероятно, они действительно были оттуда. Мы с Сергеем там всегда оказывались в одиночестве. Ресторан прогорел через два месяца. Грузины, вероятно, вернулись...”Поразительно – едва знакомый человек рассказывает свою жизнь, о которой ты уже знаешь.
Дорога на кладбище занимает не больше десяти минут. Остановились у цветочного. Я вышел вслед за Еленой. “Вам не обязательно”, – объяснила она. “Знаю”, - пробурчал я и выбрал веник из эвкалипта. Чёрному надгробному камню было тесно. Кадр – как ни повернись – охватывал соседние могилы. “Не подумали тогда рядом места купить – Нору (мать) пришлось в другом месте хоронить. Просили у администрации кладбища разрешение повыше памятник Серёже сделать. Про Серёжину смерть и по радио говорили, и сюжет по телевидению был, - не разрешили. Вот ещё маленький участок поблизости, надо будет поговорить”. Я слушал. Каждую минуту над кладбищем пролетали самолёты из La Guardia и JFK. Они отвлекали к жизни. Мы сняли финальный кадр. Оборудование выключилось от перегрева.
Нелирическое отступление во времени – Брайтон Бич
Аудитория Сергея Довлатова в Нью-Йорке образца восьмидесятых годов – эмигранты из Советского Союза. Наивысшая их концентрация и наибольшее скопление наблюдается в районе Брайтон Бич. Кто-то находит эту часть города умилительной. Я тоже склонился было над пластмассовым корытом с пирожками и как будто произнёс: “Дайте два”. Дама в синей пилотке времён гастрономов сверкнула серебряной фиксой: “Вам в кулёчек положить?” Я отшатнулся, припомнив натянутую через всю кухню верёвку с сушившимися на ней зашитыми полиэтиленовыми субстанциями. Бабушка называла их “кулёчками”.
Видимо “советский” – понятие надличностное, упрятанное в ДНК. “ДАЙ БОГ, ЧТОБЫ НЕТ…, - дружески обратился в мою сторону рекламный плакат, - НО ЕСЛИ ВДРУГ…” С красивой фотографии проницательным взглядом вперилось в прохожих лицо адвоката. Крупным шрифтом был обозначен список выигранных дел: “Поздняя диагностика рака мочевого пузыря – 1.370.000 долларов”. Хотелось уточнить – кому.
Брайтон Бич – это то, что мы уже видели. То, что надоело нам когда-то и осколки чего раздражают нас до сих пор. Брайтон Бич печален даже в качестве кратковременного умиления. Лично мне хотелось бежать.
Лана Форд или жизнь после “Нового американца”Когда-то Лана Форд была Любовью Фёдоровой, просто Лялей, и заведовала редакцией самой известной в США русскоязычной газеты. Главным редактором издания “Новый американец” был Сергей Довлатов. Иногда он дарил Ляле книжки с ироничными надписями: “Похудевшей Ляле от протрезвевшего Сергея”, например.
Лана бурно восприняла новость о том, что мы остановились в районе Двадцать Седьмой улицы: “Это совсем рядом с нами! - шумела она, - здесь поблизости такой красивый парк!” “Лана, - позвонил я за положенные полчаса до встречи, - диктуйте, куда ехать. Мы с аппаратурой, ловим такси на Второй авеню”. “Сто восемьдесят седьмая улица!” – дружелюбно выкрикнула Лана. “Так, восемьдесят седьмая, а дом?”, - поправляю я. “Cто восемьдесят седьмая улица,- настаивает голос, - угол с Overlook Terrace!” Такси ловили минут сорок. Это как в час пик от Войковской до Академика Скрябина.
Проехав полмира, мы, наконец, встретились. Лана вспоминала так долго и подробно, что растрогала саму себя до слёз. Пока она успокаивалась, растрогался я. Процесс повторился трижды. Безнадёжно вечерело. Яша с Диной ждали в районе девяностых улиц. Лана не справлялась со стоком нахлынувших воспоминаний. Мы вынырнули внезапно. Я попросил разрешения использовать фотографии её авторства. Ответ растворился. Он не сформулирован до сих пор. И всё-таки из нашей встречи я вынес многое. Буквально на руках. Целый номер “Нового американца” за 1981 год! Chief Editor – Sergei Dovlatov, между прочим…
…близился час, когда официанты с отсутствующим видом упорядочивают стулья и пересчитывают чаевые. Яшу с Диной это не остановило. В пустынном кафе вокруг одного столика затеплилась жизнь. Лиза, прилетевшая из Лос-Анджелеса, терзала десертное меню в поисках чего-нибудь шоколадного. Дина пыталась обернуть в шутку отключение лифта и самостоятельный подъём на двадцать седьмой этаж. Яша рассудительно подыскивал Довлатову место в русском Нью-Йорке. Я принял у официанта бутылку вина. Рядом лежал номер “Американца”. “Кто я и откуда? Почему остановился здесь и куда иду? Как расстояния в этом мире неощутимы с точки зрения мысли!“ – совершенно невозмутимо подумал я. “А не посидеть ли нам потом на Ист-Ривер?” - органично предложили Яша с Диной…
